Я здесь живу...

Трамваи, троллейбусы, сыро, грязно, темно, колдобины, выбоины, приоткрытые люки, накренившиеся знаки, мигающие светофоры, невидимые пешеходы, неожиданные переходы.

Незимний ноябрьский вечер, порывистый ветер, куда ни повернись, в лицо. Пронизывает до костей, до слёз. Пролетел навстречу полиэтиленовый мусор, просигналил автомобиль.

Ученье – свет, а неученье – тьма.

Вот тоска-то.

Обращаюсь к знатокам русского языка. Сразу оговорюсь: самого что ни на есть современного, - потому что как было правильно двадцать лет назад, я знаю.

Читая последние полгода разные книги (современную художественную, публицистическую, научную и учебную литературу), обратила внимание на то, что частица «ни» практически совсем исчезла из текстов. Осталась только в случаях двойного отрицания, когда, по всей видимости, изобилие частиц «не» всё-таки режет слух авторам, редакторам или корректорам.

Одним из случаев употребления частицы «ни», насколько я знаю, является её использование в утвердительных по смыслу предложениях: «сколько бы я ни говорила» (то есть в действительности говорила очень много), «что бы ни делала» (то есть много чего делала), «куда бы ни пошла» (то есть много куда ходила) и т.д. Так вот теперь в подобных конструкциях всегда без исключения (и, по всей видимости, без тени сомнения со стороны авторов, редакторов и корректоров) употребляется частица «не» (наличие которой по смыслу мне в данном случае всё-таки совершенно непонятно, потому что она всё-таки однозначно отрицательная). Это что, новое правило такое, чтобы не мучить никого выбором из двух вариантов?..

Боже упаси меня рассуждать о вопросах и проблемах, в которых я не разбираюсь: на то есть (или по крайней мере, должны быть) специалисты и профессионалы. Слишком часто приходится убеждаться, что большая часть наших бед – от невежества, своего собственного или окружающих. И поэтому, конечно, не ВИЧ и не СПИД побудили написать эти строки: проблемы слишком серьёзные и сложные, чтобы мне пускаться в дискуссии, мне, человеку без медицинского и биологического образования, неподготовленному и несведущему (впрочем, как показала программа Александра Гордона, некоторых это не останавливает).
В который раз пришлось убедиться в глубокой мудрости Сократа, говорившего: «Я знаю только то, что я ничего не знаю, но тот, кто думает, что знает всё, не знает и этого». Последних, как оказывается, большинство: уверенность в собственном абсолютном знании на грани абсурда – верный путь к подмене науки и научного знания верой, идеологией, чем угодно, только не объективной реальностью. И сколь бы самоуверенно ни вещали подобные специалисты с научными степенями и регалиями, доверять им почему-то хочется меньше, чем сомневающимися исследователями (не доводящими, впрочем, эти сомнения до ортодоксального скептицизма). Возможно потому, что сомнение – необходимый призрак мышления, в том числе научного. И научные парадигмы имеют свойство периодически меняться, переворачивая с ног на голову имевшуюся ранее целостную картину, которая вдруг оказывается державшейся на ложных постулатах. Как тут ни вспомнить декартовское «Я сомневаюсь, следовательно, существую»! Несомневающаяся наука мертва и, надо полагать, бесполезна, потому что в долгосрочной перспективе окажется в безвыходном тупике, выбраться из которого труднее, чем вовремя сделать нужный поворот. Просто нужно почаще «переворачивать монаду», и тогда, как минимум, удастся сохранить науку, не подменяя её философией, религией, политикой и большими деньгами.