Я здесь живу...

Мне давно хотелось целиком послушать “Порги и Бесс”. В этом сезоне новую постановку представил Metropolitan Opera: она попала в расписание прямых трансляций. Превосходный повод сходить в кино!

“Порги и Бесс”, по-моему, лишена одного из самых главных драматических недостатков большинства известных опер – неправдоподобного и надуманного сюжета, вымученного трагического финала, странных героев и не менее странных отношений между ними. Возможно, именно поэтому смотреть эту почти четырёхчасовую постановку всего с одним антрактом даже в кино совсем не утомительно.

Мне понравились все певцы, хотя, возможно, некоторые из них не были в этот вечер на высоте: сногсшибательная Angela Blue (Bess), незабываемая Denyce Graves (Maria), очаровательная Latonia Moore (Serena), трогательный Eric Owens (Porgy), соблазнительный Frederick Ballentine (Sportin’ Life), мужественный Donovan Singletary (Jake) и др.

Я очень благодарна постановщикам за то, что они не поддались пагубному влиянию толерантности и не заменили половину жителей Catfish Row на завсегдатаев Пятой авеню. Это опера должна быть только чёрной!

А Гершвин, как всегда, прекрасен!

Теперь я хочу в Нью-Йорк, на Бродвей ещё больше!

В антракте увидели анонс “Агриппины” и решили, что нам надо (хотя до этого и вовсе на неё не собирались). Джойс ДиДонато способна сгоношить кого угодно куда угодно!

Пересматривая фильмы Тарковского, которые теперь с завидной регулярностью при полном аншлаге идут на широком экране, я каждый раз ловлю себя на мысли, что открываю что-то новое. Не в нём, не в его кино, не в кино вообще – в себе. О себе.

( Collapse )

Я с детства ненавижу хрусталь, с того далёкого советского прошлого, когда он красовался в дедушкином серванте признаком положения, благополучия и достатка и был обещан мне в приданое. Дарья Жук неожиданно точно уловила и тонко передала символизм грубого хрустального ширпотреба в советской жизни: быть не хуже других, но и не выделяться, любить то, что любят все, восхищаться тем, чем принято, и ругать то, что положено. И ни на шаг не заступать за невидимые границы разрешённого мейнстрима, не выходить за рамки дозволенного: не государством – обывателями, серой, безликой, скучной массой, тяготящейся своим существованием и вымещающей зло на окружающих, мстящей всем, имеющим смысл жизни.

( Collapse )

Когда я читала отзывы на фильм, у меня сложилось впечатление, что мнения поделились на две группы: тех, кому понравился фильм, но кто не читал романа, и тех, кто читал роман и кому не понравился фильм. При этом связь между просмотром фильма и чтением романа приняла характер закономерности. Я читала роман и теперь посмотрела фильм. Создаю третью группу: поклонников того и другого одновременно.

( Collapse )

Объявление Александра Гордона о том, что он собирается показать фильм «Суходол» в «Закрытом показе», побудило меня взять в руки Бунина. В школьные годы я его достаточно читала («Суходол», правда, прочитала только сейчас), но, признаюсь, не большой поклонник Бунина. Наверное, и вообще не поклонник. Признавая совершенно бесподобную художественную выразительность бунинского языка, то, что он действительно один из величайших стилистов XX века, мне абсолютно неблизка содержательная сторона его произведений. Ностальгирование, сентиментальность, рассказы и причитания на тему «России, которую мы потеряли» - не моё. Не моё, потому что претит абсолютная отстранённость человека от всего происходящего вокруг: таков ход истории, исход, исчезновение сословий и поколений, люди, плывущие по течению, пропадающие в круговороте, не могущие и не пытающиеся сопротивляться. Претят лёгкость и беззаботность, с которой порхают по жизни бунинские герои. Многие знакомые обвиняют меня в склонности чересчур драматизировать окружающую действительность, но дело не в этом. Просто «ничто на земле не проходит бесследно».

( Collapse )

Возможно, это уже никому не нужно и неинтересно, но я всё равно напишу свои мысли о фильме, потому что он взбудоражил мой интерес собственно к роману и к творчеству Булгакова (и не только к творчеству) настолько, что до сих пор не даёт мне покоя. Напишу, несмотря на то, что появившаяся в последнее время привычка писать о чём-то по несколько постов, обдумывая их предмет и так, и этак, может показаться скучной и занудной.

( Collapse )

Вместо пролога

Несколько лет назад у меня появилось устойчивое желание перечитать «Анну Каренину», вызванное оставшимися после школы недосказанностью, недопонятостью, неудовлетворённостью существовавшими трактовками (из-за которых я не люблю и никогда не любила фильма Александра Зархи, выводившего большую, ужасную, но принятую в системе советской идеологии ложь о смысле романа). Эта самая неудовлетворённость и осознание того, что что-то (очень многое!) осталось мной недопонятым, упорно меня преследовали. Руки, как это часто водится в нашей бытовой суете, не доходили, но неожиданно подруга подарила на день рождения лекции Владимира Набокова о русской литературе, в том числе – об «Анне Карениной». Прочитанная лекция ещё больше убедила меня в необходимости взяться за роман, так как мысли роились, не принимая большинства предлагаемых соображений и объяснений, а собственной стройной картины не складывалось никак. И вот последний шаг (перед прочтением романа, который я теперь в ближайшее время возьму в руки обязательно) – на экраны (на один-единственный в Санкт-Петербурге экран кинотеатра «Аврора») выходит фильм Сергея Соловьёва, который, казалось, уже навсегда похоронили на полках.

( Collapse )

Сегодня случайно наткнулась на передачу об Олеге Янковском по какому-то затрапезному каналу, даже названия которого не вспомню. И хотя документальный фильм сняли столь не любимые мной Борис Берман и Ильдар Жандарёв, объект их внимания заставил меня закрыть глаза на авторов.

Сказать, что я люблю Янковского-актёра, – это ничего не сказать. Кто-то как-то сказал о Марине Неёловой, что она – “актриса без верхнего предела”. Мне кажется, Олег Янковский – актёр не только “без верхнего предела” (никак не могу о нём сказать “был актёром”), но и без “нижнего”, без дна, абсолютно безграничный, заполняющий любые горизонты до бесконечности, в любых измерениях.

Для меня признак гениального актёра – когда играет совершенно разные типажи, и любому из них веришь безоговорочно: и бомжу, и интеллигенту, и рабочему, и офицеру. И ещё – глаза, у настоящего Актёра они всегда глубокие и завораживающие, не дающие оторваться. Каждый раз, когда я вижу его на экране, у меня перехватывает дыхание. И в добавление к ошеломительному актёрскому дару: духовная глубина, ум, с возрастом ставший мудростью, интуитивное понимание очень сокровенных вещей о человеке, обладание своеобразным сакральным знанием о нём.

Интервью в увиденном мной документальном фильме – 2004 года, давнишние, но уже там Олег Янковский производит впечатление человека, постигшего не то чтобы смысл, а саму жизнь в какой-то самой её сущности, понявший что-то очень важное и бережно хранящий это, и доносящий это до других.

Я знаю, каждый раз, когда уходят такого ранга даже не просто актёры - Люди, кажется, что других уже не будет. Но жизнь идёт своим чередом, и кто-то новый появляется на горизонте, постепенно приближаясь.

Может быть, другие придут на смену, но их точно становится меньше, и от этого потеря становится ещё ощутимей и больней. Прошло уже больше двух лет, но, встречая Янковского на экране, я каждый раз чувствую почти физическую пустоту в пространстве лицедейства.

27 мая 2011

 

После откровенного провала “Золотого свечения” (13 мая 2011) и почти провала “Душки” (20 мая 2011) “Сказка про темноту” оказалась не просто неожиданной удачей (из всех трёх фильмов, анонсированных давно, каждый из которых не раз переносился, от “Сказки про темноту” я ждала меньше всего), но абсолютно целостным и внятным с художественной и содержательной точек зрения фильмом. Один из не то что немногих, единиц случаев, когда авторское высказывание режиссёра чётко определено, понятно донесено и при этом является конструктивным в своей основе. Не то что большая, почти исключительная редкость в современном российском кинематографе! (Здесь трудно не согласиться с Гордоном, постоянно требующим от режиссёров хоть какой-то авторской позиции и не могущим ни найти её самостоятельно, ни добиться её от киношников).

Может быть, дело в целеустремлённости тех, кто делал фильм (и им удалось дойти к той цели, к которой они поставили себе задачу прийти в финале), может быть, в том, что фильм снят хорошо, и этого не могли временами не признавать даже оппоненты, но в этот раз и дискуссия была удивительно не характерной для “Закрытого показа”. Никакого хамства, оскорблений, скабрезности, сползания в чуть ли ни площадную брань: те, кому фильм не понравился, тем не менее, согласились с художественной и идейной силой финала, где герой Бориса Каморзина превращается-таки в человека, пусть пока только в самом зародыше. Не могли не признать и ряда операторских находок, сюжетных ходов и т.д. Это тем приятнее, что подобное внимательное отношение к оппонентам и способность слушать и услышать противоположную сторону и согласиться с ней давно перестали быть, казалось бы, столь естественной чертой нашей “творческой интеллигенции”.

Нет смысла пересказывать фильм – я не мастер, да и всегда лучше смотреть оригинал, но мне показалось очевидно важным отметить несколько очень значимых для его понимания моментов.

Первый из них, безусловно, относится к жанру. Ведь Гордон, как к нему ни относись, всегда правильно выбирает систему координат оценки, и поэтому не попадает в банальности вроде “я не верю”. В самом деле, о каком Станиславском может идти речь, когда режиссёр (совершенно сознательно!) обозначает жанр сказки как базовую идейную платформу? Здесь не нужно верить или не верить, не нужно искать сходства с реальностью как в деталях, так и в целом (та ловушка, в которую ой как часто попадают оппоненты). Поэтому претензии в “нереалистичности” происходящего можно снять сразу. (К слову сказать, оппоненты почему-то всегда неточны в используемых терминах, определяя сказку как вымышленную, придуманную историю, в то время как она существенно уже и характеризуется своими жёсткими законами и канонами; а просто придуманная история – так это, простите, всё искусство вне зависимости от жанра). Темнота, в которой живут (но через которую пытаются пробраться!) герои фильма, но которая однажды со всей своей тёмностью открывается Геле (благодаря мальчику, просто и искренне обозвавшему её старой злобной сукой), сказочна сама по себе: такая своеобразная дремучая чаща, в конце которой – что самое важное! – всё-таки есть с поразительной определённостью и ясностью показанный свет! (Герои проходят через своеобразное преображение в занятиях танго, на которые всё-таки приходят наконец вместе).

К слову сказать, мат в фильме (прямо скажем, его не столь уж много), абсолютно не отвращает, потому что он там органично демонизировать, намеренно очернить ту среду, в которой живут герои, подчеркнуть её злобность, настроенность против героев: такая своеобразная нечисть вокруг, с которой нужно бороться.

И здесь у меня вторая серьёзная претензия к оппонентам: постоянные упрёки героев фильма в их ничтожестве и в том, что они карабкаются в нём и не могут из него вырваться. Во-первых, это не ничтожества, а обычные, “маленькие” люди, которые не умеют жить, но пытаются нащупать свою тропинку (искусство и - что ещё важнее - жизнь на, может быть, 90% состоят из таких вот людей, и непозволительно столь высокомерно упрекать их в их несостоятельности: упорное нежелание признавать в героях фильма просто обычных людей сродни фашизму). Во-вторых, своим корявым путём они приходят к зачатку любви (не буду вдаваться в философские изыскания по поводу того, что такое любовь, поскольку это совсем уж уведёт от темы, но замечу – опять же в противовес оппонентам – что в финале это обычная любовь обычных людей, не шекспировские страсти, но ведь не только они достойны быть выведенными в искусстве). И не нужно здесь умничать и вопрошать: ну что их может ждать в будущем, обычный брак, который может даже развалиться спустя какое-то время, а может стать рутиной жизни (к слову сказать, судьба Натали Ростовой и Пьера Безухова в этом смысле от обыденной рутины ничем не отличается). И даже сказанная в сердцах фраза Димыча (Борис Каморзин) о том, что Геля ему не нужна, – верный и психологически очень точный способ выразить как раз её нужность. Да и в самом том, как Геля зовёт его – Димыч – есть робкие признаки наивной трогательности, человечности, непосредственности, той самой, пусть не громадной, но любви.

Наконец, третье, чего я не могу обойти стороной: милиция. Абстрагируясь от отношения российского общества к милиционерам, мне показалось, что режиссёр очень точно поймал одну важную деталь: милиционеры отнюдь не все (по меньшей мере, нижние чины) подонки и подлецы по своей природе и натуре. Они просто невежественны, не знают, как жить, куда идти, как себя вести, какую систему ценностей исповедовать, какие цели преследовать, и от этой внутренней неопределённости, от полнейшего отсутствия внутреннего духовного и ценностного стержня они сползают туда, куда тащит окружение. Куда тащит, нам известно… но дело в том, что сегодня часто в милиции оказываются отслужившие в армии мальчики, нередко из провинции, которым в полной мере присуще это тотальное незнание того, как жить. Да и только ли милиция грешит этим?.. недаром же заключительные кадры – недвусмысленное приглашение посмотреть на себя…

Оставлю за скобками многочисленные претензии оппонентов к якобы неправдоподобному поведению Гели, к отсутствию положительных героев и прочую чепуху, реагировать на которую в “Закрытом показе” уже устаёшь: такое ощущение, что “специалисты” в области кино, совершенно не понимают, как нужно не то что оценивать, но хотя бы подходить к оценке произведения искусства. Упрёки в том, что женщина не может так себя вести, а обозвавший Гелю мальчик – будущий хулиган и преступник, – это верный признак не просто недалёкого обывателя, а недалёкого обывателя, порядочно возомнившего о себе и своём понимании.  Не перестаю удивляться тому, насколько заполнено подобными непрофессионалами пространство критики искусства (вне зависимости от того, идёт ли речь о кино, музыке или чём-то ещё), и тому, насколько же подобные представители в нём жизнеспособны.

Конечно, для них прозвучавшее в финале “ожидание любви” не ново: чем их удивишь? Им не нужно этого отрадного утешения – им подавай новости и сенсации, виртуозно-интеллектуальные авторские сентенции и неожиданные откровения! А жизнь-то в сущности, – не жалкие потуги философствующих интеллектуалов придать себе значительность  в области чистого разума, а вот такие “простые вещи” вроде любви.

 

P.S> Не могу не отметить очень впечатлившей работы Алисы Хазановой в роли Гели. Не умею аргументированно разобрать актёрскую игру, но созданный образ очень выразителен, нетривиален, не грешит штампами и клише – очень органичная героиня. Впрочем, то же самое можно сказать и про остальных, например, про Юрия Сафарова.